Город окунается в первобытное марево. Каждое утро, ловя ртом горячие камни, целуя раскаленный асфальт, вскидывая в мольбе руки к белому и ослепляющему, пока, наконец, не сдается и не погружается в него полностью на манер шипучей таблетки от головной боли. На горячих телах он выжигает узоры и рисунки, сродни наскальной живописи. Такие простые и понятные. Такие далекие и глубокие.
С душой, наполненной едким песком, с сердцем, рассекающим надежды и мечты, под поднебесный шепот далеких звезд, коим всегда нестерпимо, невыносимо холодно, мы здесь словно экспонаты его первобытного страха, его магической необузданной страсти.